Burial at Sea, Episode 2: сумбурные мысли по поводу...

Второй эпизод «Погребенных в море» произвел на меня странное впечатление, которое сложно описать словами. Но если все-таки постараться это сделать, то выходит что-то вроде: недоумение, противоречивость и дискомфорт... А еще он породил в моей голове клубок каких-то хаотичных, сумбурных мыслей, вполне под стать уже упомянутому недоумению. Вопреки обыкновению, я не претендую в этом посте на какую-то логичность, последовательность в изложении и т.п. Скорее, я просто попытаюсь несколько причесать донельзя растрепанные размышления об эпизоде и, возможно, не знаю, но надеюсь, благодаря вашим отзывам и комментариям, сделать более прозрачными для себя некоторые непонятки.

Ближе к концу эпизода выясняется, что импринтинг как механизм формирования инстинктивной привязанности между живыми существами был важной темой научных (биошоковых) исследований в обоих городах и одной из ключевых составляющих технологий жизнеобеспечения в первую очередь Восторга. Большие Папочки и Маленькие Сестрички... Одни являются преимущественными поставщиками АДАМа, другие должны обеспечивать их безопасность буквально на инстинктивном уровне. Как добиться таких отношений? Как заставить папочек беречь Сестричек, словно это их родные дитяти? Вот тут-то и всплывает словечко импринтинг, запечатление, моментальное формирование стойкой привязанности к чему-либо на досознательном, инстинктивном уровне. Добиться успешного импринтинга методами биохимии и генной инженерии ученым Колумбии и Восторга не удается. И тут на авансцену повествования выходит психология, отправляющая результаты многолетних и не особо успешных лабораторных экспериментов коту под хвост. Оказывается, запустить механизм импринтинга проще простого, достаточно прийти на помощь в критическую минуту, избавить от страданий, спасти... Да, да, тот самый хрестоматийный случай «льва с занозой в лапе», о котором не раз упоминается в эпизоде. И вот возрожденный к жизни Соловей готов порвать в клочья за Элизабет любого, а Большой Папочка - проткнуть буром каждого, кто хоть косо посмотрит в сторону Маленькой Сестрички. На первый взгляд, враз возникшие у больших и сильных защитные инстинкты в отношении маленьких спасителей логичны и закономерны, поведение папочек и Соловья понятно и объяснимо. Непонятно другое: причем тут импринтинг?

Скоротечные изменения в поведенческих реакциях Соловья и Папочки в отношении своих спасительниц никакого отношения к импринтингу, как он понимается в психологии, не имеет. Ведь, что такое импринтинг? Это особая форма научения у животных, характерная для ранних периодов их жизни. Заключается оно в запоминании определенных признаков объектов, вызывающих в дальнейшей жизни какие-либо поведенческие реакции (образ врага, образ родителя, полового партнера, пищи). Типичный пример импринтинга - «реакция следования» у цыплят, утят, гусят и у некоторых парнокопытных. Станьте свидетелями вылупления маленьких желтопузиков из яиц, и под действием импринтинга именно вы превратитесь для них в маму-курицу, даром что сами на птицу вовсе не похожи. Но что есть Соловей и Папочки? Они - животные? Нет. Они - разновидность киборгов? Разве что до некоторой степени. Что лежит в основе их поведения? Программный код или человеческие психика и сознание? Если первое, то вся возня с импринтинг-экспериментами в лабораториях Финка и Сушонга превращается в бессмысленный идиотизм. Значит, второе? Наиболее вероятно. В случае с Папочками почти стопудово, ибо они производятся из человеческого материала. Тогда опять все тот же вопрос: причем тут импринтинг? В научении и формировании поведенческих реакций человека импринтинг играет крайне малую роль, если вообще играет. Но если все же и играет, то только на самых ранних этапах жизни, до года. Однако ни Папочки, ни Соловейка на новорожденных и грудничков никак не тянут (я не про внешность, ясен пень, я про уровень развития психики и сознания). И снова приходим к тому же, с чего начинали: нет условий для срабатывания механизма импринтинга, следовательно, нет и его самого. А что же есть? Есть столь естественные для людей (для большинства людей) и отсутствующие у животных, даже у высших позвоночных, реакции морально-нравственного свойства - благодарность и долг. Ты спасла мне жизнь - отныне мой долг тебя защищать. Все, ничего более. Никакого импринтинга, никакой наукообразной игры (именно что игры) в псевдопсихологию. Этика, господа. Все дело в этике. И нет смысла пытаться притянуть за уши зоопсихологию туда, где ей вовсе не место. Но ведь притянули же. Зачем? Не знаю.

Не знаю еще и потому, что помимо импринтинга, как одного из механизмов формирования устойчивых инстинктивных поведенческих реакций у животных, есть еще и другой механизм - оперантное научение, направленное на выработку условных рефлексов. Что это такое? Это, грубо говоря, целенаправленное закрепление одних реакция и такое же целенаправленное устранение других реакций с использованием положительного и отрицательного подкрепления. Если какие-то действия влекут за собой приятность, они закрепляются, если другие действия влекут за собой боль и страдания, они перестают воспроизводиться. Именно оперантное научение лежит в основе дрессировки. Выполнил пес команду «лежать» - получил вкусняшку и одобрение. Не выполнил - удостоился резкого, неприятно рывка за поводок, прикрепленный к строгому ошейнику (это такой ошейник, который шипами внутрь). В отличие от импринтинга, оперантное научение, кстати, действует и на людей. Как и песики, мы стремимся поступать так, чтобы было побольше хорошего в нашей жизни и поменьше плохого.

Ну и самое занятное. Концепция оперантного научения начала разрабатываться в Америке в начале XX в. Именно тогда возникло такое направление в американской психологии, как бихевиоризм (почти дословный перевод: изучение поведения). У истоков бихевиоризма стоял известный американский психолог Эдвард Ли Торндайк. Настолько известный уже при жизни, что в 1912 г. стал Президентом Американской психологической ассоциации (было ему на тот момент 38 лет). Я недаром упомянула год. 1912-й. Кажется, именно в тот год Букер нагрянул в Колумбию в поисках Элизабет? Логично предположить, что исследования в лаборатории Финка велись до этого рокового момента, то есть одновременно с исследованиями Торндайка, которые он начал еще в конце XIX в. Казалось бы, передовая по всем направлениям наука Колумбии должна была быть в курсе работ американского коллеги. Но нет. Опережая свое время в области физики, ученые летающего города как слепые щенки пытались изобрести свой «психологический» велосипед, причем по заведомо непригодной для этого технологии. Вот я и говорю: остается только недоумевать. Недоумевать также потому, что и собственно психологические исследования в Колумбии велись, например, в Центре переобучения Дома Комстока. Помните книжечку-приквел к Инфинит «Восставший разум»? Она как раз посвящена так называемой психологии несогласия и построена в виде серии бесед психиатра с анархисткой Дейзи Фицрой. Конечной целью исследований того психиатра была выработка механизмов лояльного (правильного, послушного) поведения. По сути, та же дрессировка. Очень бы здесь оперантное научение пришлось кстати!

Еще больше недоумения вызывают ученые Восторга. К 50-м годам XX в. Торндайк уже сошел в могилу (не подводную, а самую обыкновенную; короче, умер он), но дело его продолжало жить. В идейном плане его наследниками стали американец Джон Уотсон (ум. в 1958 г.) и наш соотечественник И.П. Павлов, о собаках которого мы наслышаны с детства. А несколько позже к плеяде звезд бихевиоризма добавился и Фредерик Скиннер (ему-то, коли я ничего не путаю, наука и обязана термином «оперантное научение», хотя сами идеи были впервые высказаны именно Торндайком). Бихевиоризм и наука о высшей нервной деятельности активно развивались, исследования проводились, научные труды выходили, но не доходили, видать, до подводных восторговых глубин, где лучшие ученые лбы продолжали безуспешно долбиться в каменную стену под названием импринтинг. Поражает даже не факт этой долбежки сам по себе (игра - сказка, правильно Влад ее назвал), а факт этой долбежки и полной кустарщины в области психологии и физиологии на фоне чрезвычайной продвинутости в сфере физики и прочих, связанных на ней же, технологий. И это при том, что прецеденты использования оперантного научения в Колумбии были. И более чем успешные. «Будь так любезен...» Тот самый «туз в рукаве», управляющий поведением Джека Райана. Что это было, как не стимул, вызывающий определенный прочно закрепленный условный рефлекс? Как иначе он мог сформироваться, если не посредством череды положительных подкреплений? (Хотя, наверное, вариант с гипнозом тоже не стоит исключать, допускаю.) И если опыт с Джеком удался, то что мешало тоже оперантное научение вместо непригодного по определению импринтинга применить к Папочкам? Лично я не знаю ответов, и потому вдогонку еще парочка вопросов (как при игре в дурака, когда неспособному отбиться бедолаге подкидывают еще сколько-то карт того же достоинства). Неужели Тененбаум на пару с Сушонгом не поняли, как удалось добиться фиксации Джека на кодовой фразе и какой за всем этим стоял психологический механизм? Или это Кен Левин не понял, сколь нелогичной и сумбурной оказывается его наукообразная сказка с точки зрения психологии? Одни вопросы. Одни недоумения. Зато на клетки с несчастными истязаемыми подопытными животными в лаборатории Финка без слез не взглянешь. Одно утешает: отмучились они уже.

Продолжим «ставить» над героями второго эпизода психологические опыты. Честно, я так и не поняла, что двигало главной героиней эпизода, Элизабет (впрочем, они там все Элизабет), в ее стремлении спасти Салли во что бы то ни стало. Озвученный многократно мотив - чувство вины - меня не убедил, ибо не понятно, откуда он взялся конкретно у этой Элизабет. Множество параллельных реальностей, множество параллельно существующих Элизабет - готова принять все эти особенности и фишки вселенной БиоШока как данность (у каждой сказки свои законы, с ними надо считаться). Но! Кто есть Элизабет второго эпизода? Она явно особенная. Она с мизинчиком, она не умеет открывать разрывы на пустом месте, не видит всего за всеми дверями, не видит прошлого и будущего. Может, это та самая единственная неотданная Комстоку Анна, которая выросла с отцом, Букером Девиттом, и удосужилась побывать в Париже? Стоп. Тогда почему она Элизабет? Почему не Анна? Почему зовет фантом Букера Букером, а не папой? Откуда вдруг помнит, что происходило с ней в Колумбии, но ничего не знает о ключевых людях и жизни Восторга? Может, это та самая Элизабет, которую Букер все же вывез из Колумбии в конце основной игры? Но тогда откуда у нее мизинчик и полное отсутствие сверхспособностей? Хорошо, пусть сверхспособности пропали с исчезновением всех параллельных Элизабет после утопления всех будущих Комстоков, но палец-то как отрос? Еще одно объяснение: она появилась как результат квантовой суперпозиции из ниоткуда, в результате схлопывания вероятностей и числа реальностей. Хорошо, это, возможно, объясняет факт ее материализации в подводном городе. Однако как она вобрала в себя личности погибшей в Восторге Элизабет и Элизабет колумбийской со всеми их воспоминаниями и мотивациями? И куда подевалась ее собственная личность с ее собственным жизненным опытом и собственной памятью? Живя в райском Париже, она же не могла быть никем.

Ладно, оставим вопросы без ответов в покое. Ясно одно: кем бы Элизабет-протагонист ни была, это точно не та самая Элизабет, которая сопровождала Букера-Комстока в его поисках Салли в первом эпизоде. Та Элизабет умерла. Мы все это видели. И даже собственноручно закрыли ей глаза. Тогда, позвольте в n-дцатый раз удивиться, откуда у нее чувство вины за судьбу Салли, которую использовала как приманку вовсе не она, а другая тетя, хоть и похожая на нее словно две капли воды? Можно испытывать жалость к несчастному, но чужому ребенку, можно переживать за маленькую девочку, просто потому что она маленькая, потому что она страдает, потому что у детей должно быть счастливое детство. Это нормально. Есть такие, люди, которым не безразличны чужие дети. Они усыновляют малышей из приютов, работают волонтерами в детских домах и т.п. Но причем тут чувство вины и непременное стремление вернуть долг? Долг кому? Салли? Конкретно этой Салли? Или у данной Элизабет была в жизни своя, другая Салли, которую она предала, использовала, не смогла уберечь и теперь в память о той Салли готова пожертвовать собой ради этой Салли? Одни домыслы, ибо про другую Салли конкретно этой Элизабет в эпизоде нет ни слова. Но без ее домысливания попытки рационально объяснить поведение Лизи вообще летят в тартарары. У меня, по крайней мере.

Не поддаются вменяемому объяснению и поступки Лютэсов. Что ими движет? У меня они ассоциируются с безумными учеными, готовыми идти по костям ради торжества идеи-фикс, захватившей их разум, и с беспринципными манипуляторами, которые заставляют поступать людей так, как им хочется, по той простой причине, что им того хочется. Невольно у меня всплыло в памяти имя совершенно из другой сказки - Шаогорат, даэдрический лорд безумия. Не иначе как шаогоратами вселенной БиоШока воспринимаются мною гениальные близнецы (близнецы ли? или параллельно существующие в параллельных реальностях версии одного и того же человека?). Построить летающий город, запустить его в небо, населить его реальными людьми - пока все понятно: любопытство и тщеславие людей науки может быть безграничным. Пойти на преступление, киднеппинг, ради гарантии поддержки и сотрудничества нужного человека? И это можно понять. Не оправдать, заметьте, а понять. Так тоже люди поступают, и не столь гениальные, как Лютэсы. Быть преданными этим нужным человеком и постараться отомстить или, наоборот, неожиданно раскаяться, попытаться искупить вину и уничтожить плоды трудов своих, стоивших многим страданий? Тоже, в общих чертах, не вызывает вопросов, тоже вполне себе мотив. Но зачем было подбивать Дейзи Фицрой на самозаклание? Знаю, знаю, чтобы воздействовать на психику Элизабет, заставить ее почувствовать кровь на своих руках. Но все-таки, зачем? Чтобы она потом, не дрогнув, расправилась с ранее отправленным в Восторг Комстоком? И вот мы снова в тупике. Так, Элизабет Колумбии и Элизабет первого эпизода Погребенных в море - это одна и та же Элизабет или разные? Если да, то жертва Дейзи еще может быть объяснена, если нет, то зачем она была нужна?

Кстати, как вообще согласуются между собой мотивации, характеры, темпераменты, жизненные опыты различных версий одних и тех людей из параллельных реальностей по версии вселенной БиоШока? Возможен ли вообще автоматический перенос, или как еще это назвать, переживаний, чувств, отношений, не связанных с реально пережитым опытом, от одних другим? Если да, то почему одни Букеры стали беспринципными диктаторами и расистами, а другой (другие?) игроком и пропойцей, но в целом не лишенном совести человеком? Если не возможен, то откуда у Элизабет из второго эпизода чувство вины за содеянное не ею, а Элизабет из первого эпизода, зачем нужно было устраивать кровавое крещение колумбийской Элизабет, если она не есть Элизабет из первого эпизода? Или колумбийская Элизабет, прошедшая испытание кровью, стала в итоге восприемницей Комстока, той самой старушкой, устроившей всему нижнему миру Армагеддон? Тогда с кем же Букер путешествовал из маяка в маяк в конце Инфинит? С еще одной Элизабет, не той, которую вытащил из башни-монумента и которая так непосредственно радовалась жизни, танцуя на берегу искусственного залива? У Кена Левина море дверей. У меня море вопросов. И в обоих из них можно утонуть. Кстати, про появление невесть откуда голосового фантома Букера я вообще промолчу. Кажется, его добавили в игру только затем, чтобы не разрушать привычный тандем, до кучи наделив его функцией локомотива, тащащего героиню по сюжету.

Действительно, почему? Мне нравится стелс, мне не привыкать к мрачной обстановке, частичная локализация несколько напрягает, но не настолько, чтобы уж совсем невмоготу было, мне было реально интересно, чем же вся эта непростая история закончится. Ах, кажется, в этом все и дело. Мне была интересна сама история, повествование, диалоги, слова, аудиозаписи и воксофоны. Мне хотелось идти вперед и, наконец-то, узнать, понять, выяснить, разобраться... Но не тут-то было. Враги мешали, отвлекали, раздражали, бесили, убивали. Бесили просто тем, что были, что на них надо было переключать внимание, сконцентрированное на другом. Сплайсеры, Папочка-неубивашка, народники Колумбии - вроде все они в тему, вроде вполне соответствуют времени и месту своего появления на сцене, но вместе с тем создавалось впечатление, что они лишние, что они добавлены только ради того, дабы игра не утратила свою жанровую принадлежность к шутерам и не превратилась в квест-адвенчуру.

Странное дело, в Инфинит и первом эпизоде враги и бои казались органично вписанными в сюжет и в общую атмосферу. Ну как же, в самом деле, Букер смог бы вырвать Агнца-Элизабет из лап Комстока, как не с боем? И как можно было плутать по закоулкам затопленного универмага в поисках Салли и не столкнуться с расплодившимися там мутантами? Однако в случае со вторым эпизодом, который разворачивается в тех же декорациях, мобы - насельники этих самых декораций - уже мешаются, уже не производят впечатления уместных. Связано ли это впечатление со сменой героя? Или с тем, что повествование подходит к концу и акцент все больше и больше делается именно на нем, а не на экшене? Трудно сказать, но впечатление сие складывается, и избавиться от него проблематично. Даже попытка скорректировать ситуацию с экшн-составляющей заменой открытых боев стелсом особо удачной не кажется. Бои, как сам элемент геймплея, все равно выглядят будто бы не в кассу, а при необходимости по несколько раз зачищать одну и ту же локацию и подавно. Наверное, если бы супротивники не тусовались толпами, а были бы представлены парочкой неуничтожимых боссов на локацию, все смотрелось бы правдоподобнее. Парочка папочек, патрулирующих универмаг, парочка патриотов или механиков, курсирующих по лаборатории Финка. Убить их нельзя, но можно обойти. Обойдя же единожды, нельзя расслабиться, потому как монстр передвигается и всегда может оказаться у героини прямо за спиной. Интересное повествование с разговорами и документами, проливающими свет на многие мутные моменты прежних игр, плюс стелс с безоружным слабым героем и ограниченным числом убер-оппонентов... Да, возможно, такой вариант второго эпизода был бы идеальным. Идеальным на мой взгляд. Но идеала не случилось. Враги досаждали, вопросы остались. Много вопросов. Очень много.

Локации, то есть декорации, тоже заслуживают, чтобы сказать о них несколько слов. Отделы и закоулки универмага уже не давят психику, как при прохождении первого эпизода. Привычка, видать, сработала. Но и комфортными для нахождения в них их тоже назвать не получается. Они раздражают. Раздражают своей запутанность. Уточню: поначалу раздражают. И не последнюю роль в провоцировании этого раздражения играет наличие врагов в еще не освоенных, не ставших привычными и узнаваемыми локациях. Спустя какое-то время в них осваиваешься, начинаешь ориентироваться, и раздражение уходит, но неприятное послевкусие, к сожалению, остается. Да, я люблю исследовать локации, заглядывать во вовсе уголки, возвращаться туда, где, как мне кажется, я не все тщательно осмотрела. Респавн врагов делает для меня это возвращение тягостным и маложелательным.

Мрачное закулисье Мануфактуры Финка - госпиталь по производству механиков, лаборатория импринтинга и т.п., - создаваемые, наверное, с таким прицелом, чтобы добавить толику хоррора в общую атмосферу игры, конкретно в моем случае с такой задачей (если, конечно, она была) не справились. Полагаю, все дело тут в Воре. После приюта Мойры пустынные, холодные кабинеты, процедурные, палаты, операционные не пугают, не бьют по воображению, не вызывают содрогания. То ли потому, что ничего особого в них не происходит, призраки не появляются из ниоткуда и не исчезают в никуда, вещи само собой не движутся, да и звуковое сопровождение (музыка, звуки) не действуют на нервы, заставляя бояться неизвестно чего, но чего-то безусловно и абсолютно страшного. Все эти мрачные и малоприятные, без сомнения, помещения имеют что-то общее с приютом Мойры, но до него не дотягивают. В них не жутко, в них сначала просто неуютно, а потом уже просто никак, ибо они статичны, а значит, предсказуемы.

И снова недоумение, снова неоднозначности, снова неясности. Не могу сказать, что эпизод не понравился мне в принципе. Что-то в нем все-таки есть, что не дало мне бросить его на полпути, что побудило меня не только доиграть, но и задуматься, задуматься и над самой историей, и над ее реализацией. И в то же время, не могу сказать, что я от него в восторге. Уж очень много в нем нестыковок, условностей, которые остается лишь принять, как они есть, без попыток найти им рациональное, разумное объяснение, недомолвок, которые незаметны, если только забить на сюжет и отдаться геймплею, но ведь геймплей здесь не главное. В Инфинит и Погребенных в море хочется играть не ради него, а ради истории, замысловатого сюжета, заставляющего напрягать извилины, размышлять, рассуждать. Но стоит начать задумываться, пытаться понять - вылезает масса вопросов без ответов. Порочный круг, как его разорвать? Will the circle be unbroken?

Какова роль всех этих непоняток? Они часть замысла господина Левина? Сознательно созданная неопределенность? Пусть каждый ищет объяснение, соответствующее его уровню развития способности думать и понимать? Или все дело в постмодернистской моде на неоднозначность и множественность интерпретаций? Типа, мы, авторы, не навязываем вам видение ситуации, мы лишь предлагаем к ознакомлению некий нарратив, где каждый волен узреть нечто свое. Тогда откуда же у меня стойкое ощущение того, что разработчики, будто внутриигровые Лютэсы, буквально за волосы тащит меня по узкому коридору придуманной ими истории и чуть ли не в принудительном порядке заставляют поверить в достоверность событий и поступков, кажущихся мне нелогичными и абсурдными?

А может, вся ерунда в том, что создатель БиоШока, бесконечно творческая натура, просто устал уже от своего детища и от необходимости доводить его до какого-то логического конца? Финансовые и юридические обязательства вынуждают допиливать (bring us the girl DLC and wipe away the debt), но душа уже к этому всему не лежит, и в голове порхают тонны идей на совершенно иную тему? Возможно. Творческие люди, они такие... И ликвидация Irrational Games заставляет меня думать, что я не так уж неправа. Был ли эпизод сделан «на отъявись»? Не так чтобы полностью, но до некоторой степени. Той самой степени, которая породила вопросы, оставшиеся без ответа. И это самое печальное, на мой взгляд.

Есть в психологии такое понятие - гештальт, то есть целостность, не разложимая на компоненты. Особенности человеческой психики таковы, что мы стремимся организовать наш опыт в некое доступное пониманию и непротиворечивое целое, в гештальт. Более того, в ситуации неполноты опыта или образа чего-то, наше сознание восполняет имеющиеся пробелы. Например, при восприятии букв с «дырами» (недостающими частями) сознание как бы «достраивает» ущербный образ, чтобы мы могли узнать в нем целую букву. Так вот, второй эпизод должен был завершить историю БиоШока, превратив его в гештальт, целостность, но этого не произошло. Впрочем, этого стоило ожидать. У сказки, где квантовые частицы поднимают в небеса целые города, а прорывы в генной инженерии претендуют на создание суперлюдей, явные нелады с психологией. К сожалению...

Это не отзыв и не рецензия. Это просто размышления. И размышления эти не претендуют на объективность. Как любые размышления, они допускают возражения, несогласие с ними, опровержение оных. Буду рада, если возражения и опровержения прозвучат в комментариях. Я вполне могла где-то что-то недопонять, не учесть, на что-то просто не обратить внимания. Наверное, я не буду вносить правки в сам пост, пусть остается таким, каков он есть, поводом для дискуссии. Однако если я пойму, что в чем-то ошибалась и что-то прощелкала, я охотно признаю это в комментариях.